|
ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
25.11.14. игра официально остановлена.
Из-за отсутствия какого-либо спроса, было решено официально закрыть проект.
Матчасть будет закрыта для гостей. Игровая зона будет открыта для чтения.
Прием новых персонажей остановлен. Срок жизни игры - 4 года.
СОБЫТИЯ В МИРЕ
Западный континент страдает от открывшейся в самой разной части Империи большей части Священных Врат, из которых вылетают Падшие души. Разлетаясь по миру, они находят своих Носителей, и те, теряя разум, нападают на всё, что движется.
Тем временем с пропажи Императора прошел почти год, и за это время каждый Президент все яростнее держится за свои земли, защищая границы, опасаясь нападения соседнего Района Империи. Война же между Империей и южными варварами продолжается.
|
|
Вернис Имбер
| |
Вернис | Дата: Суббота, 02 Апр 2011, 18:05 | Сообщение # 1 |
|
|
ПЕРСОНАЖ. 1. Полное имя и фамилия. Вернис Имбер по рождению. В рабстве называлась сначала «Вер», позже – «Серая», «Серокожая» - так, как взбредёт в голову в конкретный момент, не запоминать же. 2. Дата рождения, возраст. Родилась 23 числа Первого месяца Весны 1675 года под созвездием Девы. Возраст – 46 лет. 3. Раса и внешний вид. Айлв-тэнэбрэ. Первое впечатление во многом зависит от того, что именно увидеть: лицо у неё аккуратное, чисто женское со средними, почти симметричными чертами; а тело – наоборот, сильное, в меру мускулистое: этакое армейское, хотя выпуклые формы никогда не заставят засомневаться, женщина ли перед вами. Рост 178 см, вес – 74 кг. Обладает светло-серой, с голубоватым оттенком, кожей, под которой видны в меру рельефные мышцы. Вообще, телосложение у девушки спортивное, почти атлетическое. Ее никак нельзя назвать хрупкой, хотя крепенькие, даже мускулистые, руки и ноги да наличие «кубиков» на животе не лишают ее женственности: объемные округлые упругие ягодицы и высокая грудь, колеблющаяся между третьим и четвертым размером, выглядят очень гармонично. Четко обрисовывается и талия. Шея не толстая и не мясистая, и по сравнению с остальным ее телом выглядит даже тонковатой, но при этом нельзя сказать, будто ее небольшая голова «находится на колоске». Лицо треугольное, с острым, скошенным подбородком. Лоб чуть-чуть высоковат, но это скрывает не слишком ровная челка, от которой в обе стороны отходят еще более длинные пряди: правая даже спускается чуть ниже плеч, левая еле до них доходит. Светло-фиолетовые глаза широкие, овальные. Тонкие густые и короткие брови-дужки, находящиеся на средней высоте над ними, того же цвета, что и волосы. Они, в свою очередь, белые, длиной немногим ниже лопаток – неопрятно подстриженные, но зато находящиеся в более-менее хорошем состоянии. Вернис любит завязывать их в высокие хвосты, и иногда что-то втыкать в них. Ресницы частые-частые, зато не слишком длинные. Прямой узкий нос. Под ним две не слишком приметные ямочки и – полные, симметричные, темные, почти черные, губы. Причем нижняя – округлая, а верхняя имеет два «выступа» (такую форму называют «бантиком»), находящиеся примерно на том же расстоянии, что и крылья носа. Зубы все целы, и они все еще природного цвета. Острые уши – длинные, растущие от головы с точки, чуть выше уровня глаз. Хрящик прямой и ровный, а кончик опущен вниз. Уши имеют несколько проколов ближе к голове, но девушка редко в каждый из них вдевает серьгу. Чаще всего ближе к голове находятся крупные деревянные «щитки» с не имеющими никакого смысла узорами, а в остальных – только мелкие колечки. Изначально нежная кожа сохранилась далеко не везде. Например, ее прямоугольной формы ладони загрубели, а на ступнях кожа очень плотная, что, впрочем, дает ей возможность обходиться без обуви (но она это не слишком любит). Также есть несколько шрамов от плетей. При ходьбе Вернис слегка покачивает бедрами. Шаг у нее средний, а сама походка – ритмичная, словно бы она считает. Иногда так и бывает: счет шагов для Вернис неплохой способ успокоиться. Когда стоит, она нередко переносит вес на одну ногу, если же нет: то стоит ровно, и – если боится или волнуется, то носочки обращены внутрь. При беге тело выдвигается чуть вперед. Голос у нее – скорее низкий, чем высокий, и при этом мягкий, без визгливости, его можно даже назвать чуть глуховатым, несколько бархатистым. Речь же, сама по себе, довольно грамотная, почти литературная, но в тоже время нет-нет да промелькнет просторечие, несогласованность или ругательство (что ее абсолютно не напрягает). Последние, впрочем, по-настоящему грубыми редко бывают – слышать их было не откуда, а самостоятельно придумать у Вернис фантазии не всегда хватает. Смех – ровный, короткий, не слишком громкий, даже тихий, больше похожий на серию разрозненных смешков. Взгляд у нее на других лемурийцев, помимо Шиана, практически всегда один и тот же: внимательный, она следит за каждым движением даже зрачков, за каждым жестом, - и недоверчивый. Меняется только отраженное в них чувство. Нередко лицо женщины может застывать – и в такие минуты оно неестественное, словно восковое. Нетрудно догадаться, что она просто сдерживает какие-то (чаще негативные) эмоции. При разговоре позы меняет не слишком часто, мало жестикулирует. Отличительные черты: два темных параллельных шрама наискосок проходят примерно посередине спины - нижние кончики находиться слева и чуть задевает бок под грудью; верхний начинается чуть правее от позвоночника; еще один, совсем маленький, на левом бедре. Предпочтения в одежде: стиля одежды определенного нет, потому что далеко не всегда приходится выбирать, что надеть. Если же говорить именно о предпочтениях – то ей больше нравятся темные тона, оттенки синего или фиолетового, коричневого. Ещё с детства она не ставит красоту вперед удобства. Впрочем, нельзя сказать, чтобы у неё к внешнему виду было наплевательское отношение, однако она не считает, что это главное. 4. Характер. Будучи мстительной, Вернис не только долго помнит обиду, но и обязательно заставит за нее расплатиться. Двадцать долгих лет ее пытались поставить на колени и склонить голову – но этого так и не случилось. Она отказывается признавать над собой кого-то; и всеми силами пытается сбросить наброшенное на нее ярмо. Не терпит власти над собой – кроме той, которой ей хочется самой. Ведь Вернис – личность все же ведомая, просто лидера она выбирает. Для нее нет понятий морали или нравственности – есть истины, как, например, та, что любовник не должен ей изменять. Но ее уверенность в нем непоколебима – и она скорее убьет клеветника, чем с чьих-то слов заподозрит Шиана. Она не будет сомневаться перед убийством ребенка или старика. И для этого ей не надо думать о том, что ребенок может убить ее в будущем, а старик – вырастить такого ребенка; просто она не видит в этом ничего предосудительного. Такое же отношение у нее к «удару в спину» - это удачный тактический ход, и не более. Ведь для нее мир делится на две части: Шиан, на которого истрачен весь лимит любви и доверия, и все остальные. Так вторая его часть для нее абсолютно ничего не значит. Сочувствовать же она просто не умеет, зато злопамятна. Но Вернис считает, что есть гораздо более приятное времяпрепровождение, чем мысли о мести: «Не стоит уделять слишком много времени и сил тому, кого презираешь», - думает она. Впрочем, нет ничего плохого и в том, чтобы пофантазировать – в конце концов, отчасти этим она и спасалась в годы рабства: она знала, что «хозяева» рано или поздно получат свое. Но пока можно и притвориться покоренной, можно не бунтовать, а тихо копить силы, узнавать их привычки и составлять план. И – да, убийство может доставить ей удовольствие. Она упряма; и если Вернис чего-то захочет по-настоящему, она этого добьется рано или поздно, но не сдаться трудностям. Разве что, если разумом поймет, что именно сейчас это невыполнимо, отложит исполнение мечты, но не забудет. Единственный, кто теоретически может заставить ее отказаться от идеи – любовник, но, если уж так выйдет, что он не разделит ее желания, то первым делом Вернис постарается его убедить. Разумеется, это не касается мелких прихотей. В тяжелые моменты она пытается не поддаваться отчаянию или даже находить что-то приятное. Исходя из этого, она вынослива и способна перенести многое, очень многое, прежде чем сломается. А вообще, пока рядом с ней есть Шиан, она вообще вряд ли может упасть духом, и ему не даст. Да и по жизни Вернис, в принципе, старается всегда верить в то, что трудности пройдут, и станет гораздо лучше. Но, когда надежды уже, кажется, совсем умерла: женщина пытается удержать хотя бы маску хорошего настроения. А еще в такие моменты ей еще больше хочется быть как можно ближе с Шианом. Однако внутри при этом действительно очень глубоко страдает, даже если не показывает. Самое ужасное, что только может быть для неё, что способно погрузить её в депрессию, подавить всё положительное – это отсутствие целей, стремлений; незнание или непонимание происходящего. Для неё очень важно осознавать свою ценность для кого-либо, это дарует ей крепчайший внутренний «стержень». Стоит еще раз повторить, что она не верит никому, кроме любовника, и ни от кого не ждет добра – и, соответственно, не сделает его сама. По крайней мере, если не подумает, что ей или Шиану это могло бы быть выгодно и полезно. От всех она ждет подвоха и «удара» - именно поэтому ее глаза всегда внимательно следят за собеседником. И это ее вечное подозрение со стороны, возможно, выглядит так, будто она видит всех и каждого насквозь, и догадывается обо всех грязных тайнах этого лемурийца. Хотя на деле она совсем не проницательна; и плохо различает эмоции других (если только они не ярко выражены). И опять же это не касается любовника, чувства которого для нее важны. Отдельно надобно упомянуть и об ее отношении к Шиану, на котором она малость зациклена. Он для нее – идеал и практически бог. По сравнению с ним Вернис даже считает себя слабой, хотя в общем уверена в себе. Она никогда не предаст его, и вообще не любит делать что-либо без его ведома, потому что он умнее. Он безусловный доминант в их отношениях, и Вернис полностью признает его превосходство над ней. Она готова простить ему очень многое, кроме отказа от самой Вернис. Фактически, Шиан для нее значит больше, чем сам Рок или все тэнэбрэ вместе взятые. За него Вернис, недолго раздумывая, обрекла бы весь мир на страдания, и, если бы сам Шиан дал ей это сделать – то и себя тоже. Она не представляет себя без него. Но при этом в Вернис нет слепого поклонения, она не лебезит и не подстилается под него. Она может ему наперечить и, хотя в большинстве своем с ним солидарна, не боится иметь собственного мнения. Вернис может и подшутить над Шианом (за что иногда ей очень стыдно; ведь шутки и подколы бывают весьма обидные), и нежно поколотить или шлепнуть его. Впрочем, если она на это способна морально, это не значит, что она может осуществить это физически. Если забыть про Шиана, демонстрировать которому свою любовь Вернис хочет и будет, - она привыкла скрывать свои истинные чувства под кажущейся почти восковой в такие моменты маской. Причина этому – те же хозяева, которым она вынуждена подчиняться и с кем должна быть вежлива и покорна. Сама она наказания не боится – но вот беда, пострадать может и Шиан, поэтому старается себя сдерживать, в попытке поберечь скорее его, чем себя. Но он, в свою очередь, защищает ее…И то, как он брал на себя ее вину – раздражает и умиляет Вернис одновременно. Злит – потому что видеть, как мучается любимый и быть не в состоянии помочь, ей во много раз хуже, чем если бы она сама была под плетью. Но долго сдерживать эмоции внутри себя она тоже не может, и рано или поздно у нее происходят и истерики, и тому подобное. Другими словами, она держит себя в руках, проявляя бесстрастность и даже некоторую сухость, но только до определенной критической точки. Безбашенности или чего-то такого в ней нет. Чтобы что-то сделать, ей надо перед тем подумать, надо ли это; взвесить всё. Конечно, это не означает, что каждое её слово – результат многодневных размышлений, однако она старается принимать решения после анализа, из-за чего может казаться немного нерешительной. Вернис честно пытается следить за своим языком, и говорить только то, что надо, но иногда, в силу все же женской эмоциональности, может ляпнуть что-то. Впрочем, это будет касаться, скорее, её личных взаимоотношений с этим человеком. Какие-то секреты она таким образом не выболтает. Может, конечно, проколоться, что знает больше, чем делает вид, но чётко не скажет. И на самом деле обо всем ее характере сказать можно довольно кратко: что до всех, кроме Шиана, ей дела нет; и этих самых других она терпит только по необходимости. Религиозные взгляды: верит в Рока. Традиции соблюдает, но редко задумывается о смысле религии и не ждет чуда от него. Политические взгляды: на законы существующих государств ей абсолютно наплевать, потому как она в любом случае вне их. Конкретно о политике она не думает – так как это её абсолютно не касается. Межрасовое отношение: ни к какому из народов не относится она с симпатией или нейтрально, даже к тэнэбрэ – они не вызывают у неё доверия. Слишком долго она подозревала их в предательстве, чтобы хорошо относиться к соплеменникам. Яркую ненависть заслужили трайны и хейзы, немного меньшую – драгуны, которых она считает двуличными. Как уже сказано, весь доступный ей лимит положительных чувств потрачен лишь на Шиана. 5. Профессия, соц. положение. Беглая рабыня. Также, один из членов Клана Имбер, названного предательским, хотя сейчас это вообще мало кому известно, да и вообще неизвестно, существует ли он. Слава, репутация: если как и известна, то как относительно проблемная рабыня, теперь же – еще и беглая. 6. Имущество. Из ее личного имущества остались только деревянные полые серьги-щитки «с секретиком», да несколько мелких колечек, которые не забрали просто потому, что ее хозяевам такой хлам не нужен был даже с приплатой. Также у нее есть три дрепеса, спрятанные в этих самых серьгах. Небольшая полотняная сумка с двумя лямками для спины, хотя может держаться и в руке; сменная одежда. Небольшое количество спирта, йода, пара самоизготовленных свечей да несколько лоскутов ткани, нитки, иголка; жестяные кружка, ложка и миска. Оружие и броня: нож с широким лезвием в 23 см, плеть (рукоять длиной 60 см с прикрепленным к ней узким кожаным ремнем (ширина около 5 см и длина 121 см). Магические предметы: - 7. Биография. Клан Имбер давным-давно, по сути, разделился на две части: одна из них осталась в Чисгэрии, другая нашла себе пристанище в Нибелийской Империи. Впрочем, деление – сугубо территориальное, они продолжают взаимодействовать. Сама Вернис относится к имперской половинке. Родилась она в городке Дагне, где у отца имелась своя лавка. В том же здании он сдавал в аренду три комнаты на манеру постоялых дворов. Детство там текло так, как и у всех: немного занятий, немного игр, немного помощи родителям. Они запрещали Вернис выходить одной из дома - но у той и не возникало такого желания. Ровесники казались ей странными, и совершенно не хотелось с ними общаться; а взрослые жители Дагна и так не водятся с чужими детьми. Рамиен и Ланис - так их звали, - любили свою неожиданную дочь, хотя и были весьма строгими. Именно из-за Вернис они приобрели эту лавку и остановились в Дагне. Ранее они всё время путешествовали по Империи в силу своей работы: вообще они были торговцами. Там у Имбер была относительно хорошая репутация, но особенно с соседями они старались не пересекаться. Они ни к кому не лезли, и жить другим не мешали – именно поэтому их и другие не трогали, наверное. Однако вообще те вели практически кочевой образ жизни, постоянно переезжая с места на место, чтобы контролировать продажи, мать же, к тому же, собирала фольклор, намереваясь в старости упорядочить всё, а затем начать писать книги, как она сама говорила. Пока что она рассказывала легенды только дочери, которая засыпала, стоило ей только услышать начало. На неё они почему-то всегда навевали сон, как не старалась она дослушать. Потом, когда Вернис достаточно повзрослела, то есть к десяти годам, родители вновь отправились в странствие, взяв ребёнка с собой, чтобы обучить в дороге. Лавку передали дяде Вернис. Иногда в пути они пересекались с двоюродным дедом Вернис, которому было немногим больше двух сотен лет. Он был медиком, и разъезжал по всему миру в поисках редких трав или знаний. Однако это была одна сторона их жизни, являющаяся не более чем маской. На самом деле Имбер выведывали полезные для них самих и для Чисгэрии тайны – путем грабежа и применения дурманов, в основном, убийствами она старались себя не пачкать и вообще не давать знать, что определенное знание перешло к ним в руки. В большинстве случаев у них это получалось – а если нет, то они умели скрыть следы. Клан был, на самом деле, не таким многочисленным по сравнению с другими: помимо самой Вернис и ее родителей, был еще ее дядя с его женщиной и отпрысками, а также дедушка, находящийся в Чисгэрии, и его брат, у которого родился лишь один сын, остававшийся бездетным. Еще была двоюродная бабка, которая не желала покидать Клан. Она все время курсировала между двумя странами, торгуя и заодно передавая полученные сведения в Чисгэрию. Часто в этих путешествиях ее сопровождал помощником тот самый бездетный сын, двоюродный дядя Вернис. Отец, Рамиен, в основном и занимался этими самыми «похищениями», а мать, Ланис из Ванзей, его покрывала, обеспечивала поддержку и, собственно-то, вела торговые вопросы. Может быть, они занимались еще чем-то, но Вернис этого не знала. Профессия родителей мало касалась ее – в конце концов, скорее всего она вошла бы в другой Клан в будущем, и никто не хотел, чтобы некоторые его тайны попали не в те руки. Однако Вернис обучали, и обучали хорошо. Много времени также уделялось ее физическому развитию. Ей нравились гибкие и подтянутые тела старших членов Клана, и, разумеется, она стремилась стать такой же. Таким образом, с самых ранних лет ее растягивали (а проще говоря, сохраняли природную гибкость: ведь все дети обладают чудесной растяжкой) и заставляли, например, делать приседания или отжиматься. Все это, впрочем, было умеренно, чтобы не навредить девочке, - ей не приходилось «тренироваться» наравне со взрослыми, хотя она стремилась к этому. Тут сыграла хорошую роль и их кочевая жизнь. Помимо того, что трудности попросту закалили Вернис, ей пришлось и учиться самообороне. Разумеется, что родители старались не оставлять её одну – но мало ли, лучше перестраховаться. Впрочем, все прекрасно понимали, что Вернисова «оборона» даже для плохонького воина будет не более чем источником раздражения. Но вдруг помогло бы продержаться до прихода родителей?.. В общем, её учили, надеясь, что знание это до определенного времени ей не пригодиться. Иногда, впрочем, встречались на их пути бандиты – тогда, конечно, сражались старшие, а Вернис должна была где-нибудь притаиться, и может быть покидать ножички в противников. Только не часто, чтобы, не дай Рок, не заметили. Родители прекрасно осознавали, что ребёнку в их жизни не место – однако из каких-то своих соображений не оставляли её на попечение многочисленной родни. К чести их будет сказано, что в заведомо опасные Районы или города они не забирались. Контактировать с другими детьми Вернис тоже не давали – да и не особо она хотела, с этими-то, примитивными. Но к девятнадцати годам ребёнка родители решили, что неплохо бы дочери и на родине побывать… к тому же, нужно ей Академию выбирать, а если не захочет – то просто пора уже начать общаться с тэнэбрэ-сверстниками. Много причин было тому, что в конце концов они сдали Вернис на руки её двоюродной бабке и велели довезти до Чисгэрии, до той половины Клана, что была там – и одна из них была в том, что она им понемногу начала мешать. Итак, в 1695 году Вернис впервые прибывает в Чисгэрию. В порту, эта страна, впрочем, мало чем отличалась от привычных её взору земель. Разве что здесь было куда больше ее соплеменников. Однако в этом городе она только ночует, чтобы на следующее утро продолжить путь и оказаться в Аотме, здания которой она и разглядела-то не сразу… Город показался Вернис чем-то столь великолепным, что она и думать забыла про нибелийские поля с лесами, по которым ранее немного тосковала. Теперь стоит немного поговорить о роли Клана Имбер в Чисгэрии. Он не был очень влиятелен и не состоял в Совете, – однако довольно существенная доля торговли находилась в их руках. Они могли позволить себе управлять процессом и кораблями из Чисгэрии, наняв работников – но не доверяли. Поэтому занятие родителей Вернис не удивляло никого – они распределяли обязанности между собой. Отец Вернис был странником, охраняя торговые «караваны» и просто следя за тем, как происходит всё на местах и, собственно, лично со всеми встречался при переговорах о торговле. Жена его была настоящей находкой, так как она очень быстро разобралась во всём и стала ему надёжной опорой, которая позволяла Рамиену заниматься его второй задачей. В тоже время и Ланис постоянно контролировалась, в том числе и супругом (у него хватало понимания). Старший брат Рамиена пока проходил проверку, командуя Кланом непосредственно в Империи, содержал лавку с постоялым двором и занимался собственными детьми. Эта девятилетняя на момент прибытия Вернис в Чисгэрию «практика» должна была вскоре завершиться. Тетя Рамиена и двоюродная бабушка Вернис, когда-то решившая не связывать свою жизнь с мужчиной (хотя там была более интересная история: избранник у неё был, но по какой-то причине он вдруг решил позволить себе измену… хотя, может та женщина просто «навалилась» на него, и тот не успел среагировать, оттолкнуть – неизвестно; женщина убила их и поклялась более не смотреть в сторону противоположного пола) весьма порадовала этим поступком Имбер, так как теперь ум и талант принадлежали им. Ныне же она управляла перевозкой товаров из Чисгэрии в Империю и обратно, нередко сопровождая их. Племянник же был для неё и помощником, и учеником одновременно. Двоюродный дед был медиком, учёным, который решил посвятить себя этой науке. Он прекрасно разбирался во всяких веществах и легко обеспечивал Клан нужными ему препаратами. Теперь он путешествовал по всему миру. В общем, разношерстность Имбер никого не удивляла. Многие понимали, что отчасти в том, что члены Клана не гнушаются быть простыми исполнителями и заниматься, казалось бы, самой примитивной работой, и есть одна из причин их успеха. Другая состояла в том, что Имбер не слишком задавались и не пытались откусить чересчур много, тем самым не наживая себе врагов и имея хороших друзей, которым когда-то уступили дорогу или даже сделали ступеньку. Но тем не менее многие им завидовали – они уцепили действительно хороший куш! – ведь для торговцев Империи они были понятны и проверены – товар предлагался хороший и доставлялся в срок, наценка была не столь высока, деньги платились вовремя; и они далеко не всегда соглашались менять поставщика или, напротив, скупщика. Это раздражало и злило многих. Однако обо всём этом юная Вернис не задумывалась. Её не посвящали в дела Клана, хотя не скрывались и не таились: просто искали возможность заинтересовать её чем-то другим, чтобы сама не лезла. Почему так? Всё-таки Вернис была женщиной, и вероятнее всего позднее вошла бы в другой Клан – а это на данный момент для Имбер было полезнее, чем еще одни руки. А Вернис, хотя и была умна и сообразительна не по годам, всё равно не дотягивала до того уровня, когда её присутствие в Клане стало бы выгоднее. Впрочем, никто не хотел опозориться, породив бестолковщину – и поэтому столько, сколько надо, она знала. В Аотме Вернис первое время проверялась на то, можно ли представить её другим – а то кто знает. Впрочем, глава постановил – красива, вежлива, смышлена, с отличной речью и осанкой. В общем, умеет держать себя, разве что стоит хорошенько причесать внучку да приодеть. И следующий месяц её всячески отмывали и насыщали тело бальзамами, чтобы скрыть все признаки жизни на природе, например, частично обветренную кожу. Но кукла никому не была не нужна, не желала этого и сама Вернис, поэтому тренировки продолжались. Приехавший сюда дядя с его семьей стали отличными партнерами для неё – хотя иногда Вернис казалось, что дядя прибыл в Аотму лишь затем, чтобы похохотать над тем, как она ему проигрывает. И ладно бы на мечах, которые девушке не слишком нравились, так как лишали ее преимущества подвижности, так он побеждал в любом случае, какое бы оружие племянница не взяла в руки, и даже если она ничего не брала совсем. К слову говоря, использовала Вернис либо что-то небольшое и дальнобойное (в основном ножи), либо уж плеть (так как она везде найдется и не смущает движений), либо – шест или собственное тело. Помимо всего этого начался период знакомства Вернис. Теперь её представляли при каждом удобном случае. Она посещала и разные общественные развлекательные места. В конце концов, ей нужно было общение со сверстниками, да и половое созревание началось. Она не имела головокружительного успеха; однако ей никогда не приходилось искать собеседника. Кстати, с женщинами общение у неё как-то не заладилось, и причиной этому возможно было то, что она не разделяла их интересов и своё будущее она видела далеко от светских раутов. То есть, без них, конечно, никуда (в этом она тоже находила долю приятного, даже много приятного, но все равно ей не хотелось себя этому посвящать – Вернис вообще не слишком любила беседовать), но ей хотелось поступить в Академию, в солдатскую, что ли... Четкого понимания, куда именно она собирается, пока не сложилось, но вроде как туда, и тренировки, сдвоенные бои не прекращались. В тоже время она в кой-то веки начала уделять время теории, в том числе истории – этот предмет завлек её, и, понемногу даже, экономикой. В конце концов, иногда ей надоедало, что сверстники могут знать куда больше неё (хотя большинство из них она могла уложить одной левой – но не распространялась об этом и вообще мало конфликтовала). Так Вернис неожиданно засела за книги. Ещё одним камнем преткновения и спасением одновременно являлось природное спокойствие девушки. Она не поддавалась на провокации, попросту игнорируя их – и это в том числе помогало избегать конфликтов. В тоже время она не участвовала в некоторых забавах, которые могли бы навлечь на неё неприятности. Может быть и из-за того, что достаточную долю ярких эмоций она получала парных боях. Ведь вскоре после её двадцатилетия дядя вообще перестал жалеть Вернис, и если она пропускала удар, то получала характерное повреждение. Достаточно лёгкое, чтобы не несло никакой опасности и быстро излечивалось, но чувствительное, чтобы Вернис поняла свою ошибку. Раньше-то дядя ограничивался словами: «Ты ранена в ногу» или «ты убита». Однако вернемся к тому, что в основном она общалась с юношами, или с девушками, разделявшими её интересы. Однако и с первыми, и со вторыми дело ограничивалось легкими разговорами. И даже те молодые мужчины, которые оказывали Вернис знаки внимания, не всегда получали ответную реакцию. Ей они не нравились – конечно, с ними было здорово и интересно, но дальше совсем легких поцелуев или полудружеских объятий дело не шло. Эти «отношения» были столь мимолетны, что бывало их никто и не замечал другой; и складывалось впечатление, что Вернис отвечала на ухаживания лишь затем, чтобы не приходить на какой-то вечер в одиночестве. Впрочем, так было в только тех случаях, если мероприятие грозилось быть скучным; на интересные она легко приходила без спутника. Так было и с одним из праздничных вечером у Клана Игнис. Она вошла одна и сразу почувствовала, что на неё смотрят, как оно обычно бывает, когда кто-то входит в ещё незаполненный зал в одиночестве. Взгляд, без лишнего интереса скользнувший по толпе, чтобы выявить вероятных знакомых, остановился на молодом парне, стоящем к ней лицом, и остановился, хотя Вернис и продолжала свой неспешный шаг по зале. Его красота одновременно притягивала внимание Вернис, которая украдкой следила за ним, и отпугивала её. Будь он чуть менее великолепен, девушка сама бы подошла к нему – а так она даже боялась быть отвергнутой, ведь у него наверняка толпа поклонниц. А еще Вернис удивлялась, что не видела его раньше (в тот момент её совершенно не заинтересовало, что она не знала большей части присутствующих). Гордость не давала девушке показать симпатию к нему и даже ближайшие знакомые не заподозрили её излишнее внимание к одному из гостей. И она так и не решилась – их танец был почти случайным. Уже после того вечера она не выдержала и спросила у одной из знакомых, кто же это был (может он и представлялся; ослепленная его очарованием Вернис тогда туго соображала и вполне могла пропустить этот момент). Ей рассказали, что то был молодой Шиан, один из Солидус и по совместительству бабник. Тогда Вернис подумала, что она, как всегда, была права, и думать про него забыла. Помогло и то, что вскоре ей более-менее понравился один из ухажеров. На этот раз все было посерьезнее, чем раньше, но вскоре, неожиданно для всех и самой Вернис в том числе, отношения прекратились: новогодним вечером она вновь повстречала Шиана Солидуса, и на этот раз они действительно поговорили. Новый Год Вернис ещё провела на празднике со своим почти-бывшим парнем, а на следующий день предложила ему расстаться. Девушка поняла, что теперь не хочет даже смотреть в сторону других мужчин, выискивая глазами единственно нужное ей лицо. Это было глупо, и Вернис злилась на себя за это. Однако затем их встречи участились, девушка решила, что знакомая ей всё наврала, и всё стало замечательно. Так продолжалось около пяти лет. Но Вернис всегда была слишком счастлива – она могла заниматься чем хотела, над нею не висело никаких обязательств, и в тоже время девушка пользовалась уважением, была обеспечена и любима. И, наверное, именно поэтому вскоре всё должно было разрушиться, а именно в двадцатишестилетнем возрасте, летом 1701 года. Вернис вернулась домой поздно и сразу глубоко заснула, чтобы проснуться в совершенно непонятном ей месте, в непривычном состоянии, связанной (не так, чтобы она лежала кулем, но и достаточно, чтобы ограничить движения). Оказалось, что на корабле, который вёз её на родину, в Нибелийскую Империю, но совсем не в том качестве, в котором ей хотелось бы там оказаться. Вернис никогда не догадывалась, что ожидает её участь рабыни – а о том, что именно её ждет, ей сообщили сразу же, как только она начала возмущаться, вместе с уроком, как следует вести себя рабу и что бывает, если он не слушается. Проще говоря, её хорошенько ударили, так, чтобы до самого окончания дороги отбить у неё желание – неплохо и способность – двигаться и говорить. Она потеряла сознание (что, возможно, её лишь спасло), а очнулась уже у «хозяев». С тех самых пор Вернис несколько боится спать, даже в безопасном месте; но без сна обходиться нельзя, поэтому у Вернис он просто чрезвычайно чуток.
Сообщение отредактировал Вернис - Суббота, 02 Апр 2011, 21:40
| |
|
|
| |
Вернис | Дата: Суббота, 02 Апр 2011, 18:16 | Сообщение # 2 |
|
|
Ее «господами» оказалась богатая семейная пара хейза и драгуна (Гейл и Ольша Цебайл), жившая ниже по течению от Виеля на несколько километров в средней величины поместье. Рабы в основном трудились снаружи, Вернис же определили в дом, где она сразу же показала свое неумение ничего делать. Пока что её не наказывали, хотя и удивлялись. Хотя вообще хозяева не были жестокими – никто из них не жалел рабов, но и никто не видел смысла в том, чтобы сделать их жизнь кошмарной. Наказания применялись сугубо по делу, и не всегда были по-настоящему тяжелыми. Первый год Вернис активно сопротивлялась своему положению, грубила и хамила абсолютно всем. В конце концов, правда, поняла, что от ее оскорблений у хозяев голова не отвалиться, а вот ей это грозит наказанием, и перестала. Впрочем, мелкие пакости от этого никуда не делись. Бежать она пыталась, много раз, но лишь вначале, потом подумала, что если это и возможно, то не сейчас. Пришлось научиться работать по дому, и в огороде – хозяева отправляли туда «в наказание». Чтобы «исправить», Вернис морили голодом или запирали, физически наказывая только в самых тяжелых случаях, например, после побегов, и то, потом залечивали. После одного из побегов ей просто на время (длительное) связали ноги чем-то, отдаленно напоминающим ремень, хотя Вернис не могла его расстегнуть, – и отныне она могла передвигаться лишь маленькими шажками. Девушка не сразу поняла, почему так, лишь потом одна из старых рабынь рассказала ей, что хорошенькая женщина без уродств (какими шрамы являются) стоит гораздо дороже. Потекли унылые, серые года, когда Вернис вообще старалась не считать дни, чтобы не ухудшать себе настроение. Единственное, чем она развлекала себя – это физические упражнения каждую свободную минуту. Позднее она приноровилась делать их даже вовремя уборки (точнее, просто не гнушалась поднять что потяжелее, и где можно – больше напрячься). Пользы от них было много, по мнению самой Вернис: и за себя постоять сможет (о побеге она уже не думала), и ярость уходила… Её убивало незнание, и больше она страдала от этого, чем от чего-либо другого. Что случилось? Как она оказалась в рабстве? Догадки были одна невероятнее другой, и Вернис, чтобы не причинять себе лишних терзаний, запретила себе думать об этом. Как, что… она не узнаёт, да и неважно это уже. Иногда она думала и о Шиане… о том, что она пропала или, как вероятно, раз в рабстве, названа преступницей и о том, что он, вероятно, теперь о ней думает. Или что о ней думают в ее Клане. Но вообще это медленно, потихоньку ломало её – ведь она ни в чём не провинилась! – и за что же её так наказали, не понимала. Ей казалось, что будь у этого хоть одна понятная ей причина, это уже можно было бы пережить, а так… Нет, она не будет думать об этом, загнав в самые дальние углы сознания, хотя это отсутствие понимания постепенно заставляло её примиряться с собственной участью, и потихоньку впитывать в себя маску раба и становиться искренне покорной. Всё начало изменяться спустя два года, когда сбежал один из рабов. Его не нашли, зато наказали всех остальных – за то, что наверняка где-то прикрыли, ну и просто в назидание. Для тэнэбрэ это сыграло определенную положительную роль: она вспомнила, что можно бежать, поверила, что это возможно. Вернис сама не знала, куда себя деть; теперь, когда она осознала, что свобода всего-то за стеной, жить стало просто невыносимо. Раньше она работала, думая, что так надо, что нет выбора; сейчас она понимала, что может быть по-другому, надо только решиться. С каждым месяцем ощущение силы прибавлялось; все заметнее становился рельеф мышц – росла уверенность, что у неё всё получится. Не один раз и не два она начинала уже, казалось, планировать, были у неё и «удобные моменты». Но тогда она спрашивала себя, что будет делать за этой стеной, и не находила ответа. Она слышала разговоры «хозяев» и слуг о том, в каком иногда состоянии возвращаются рабы, побегав какое-то время на воле, и это пугало (хотя именно того беглеца так и не нашли). Вернис то верила, то считала, что это говориться специально, с целью устрашить остальных. В любом случае она не могла бежать, ей было некуда. Даже если с Кланом всё хорошо – то она не найдет его… да и не было уверенности в том, что к созданию текущей ситуации они не приложили руку; правда, на первый взгляд это было незачем. Вернис же с годами всё хорошела – ее формы налились, фигура округлилась, а черты лица стали аккуратнее, симметричнее; движения приобрели изящество. Ещё она, подсознательно не желая сравниться с остальными, ухаживала за собой при любой возможности, содержала себя в чистоте. И как то ни банально, на эту красоту кто-то когда-нибудь да должен был покуситься – так и случилось, хотя этого «кого-то» в любом случае не ждал успех. Любовались на неё и другие рабы, бывало, приставали, но Вернис всегда давала отпор, не чураясь и ударить «товарища по несчастью». Хотя они и были в одинаковом положении, для неё они все были несоизмеримо ниже. Пусть она давно не пыталась бежать и не так уж часто теперь перечила хозяевам, в душе она себя рабыней не считала. Пусть она не думала, что нужна где-то, что где-то её ждут, рабское состояние для неё было временным, и только сейчас неисправимым. Все другие рабы и рабыни были ей противны и не вызывали ничего, кроме отвращения и брезгливости. Правда, иногда она им всё же помогала, зная, что те окажут ей услугу в ответ. Как-то раз, в 1704 году, как и, опять же, происходит со многими красивыми зависимыми женщинами, к ней начал приставать и хозяин по пьяни. Это ее взбесило окончательно – она уже присматривала, чем его ударить посильнее, и, собственно, примеривалась, куда, вошла хозяйка. Она немедленно угомонила мужа, и начала кричать на рабыню. Но разозленная Вернис в ответ просветила ее на тот счет, что, в отличие от людей, тэнэбрэ никогда не позволит себе измены. Всё это было сказано громко, крайне эмоционально, и даже с оскорблениями хейзов и драгунов. Успокоившись, Вернис приготовилась ответить за свои слова, когда франа, смерив её внимательным взглядом, неожиданно согласилась с ней усталым голосом. Видимо, супруг не был верен жене не только в эту минуту, но и по жизни. Между женщинами установились относительно хорошие отношения (больше со стороны франы, впрочем), муж её наутро ничего не вспомнил. Это ни в коем случае не было дружбой или даже приятельством, просто хозяйка зауважала свою рабыню. «Лет через десять или больше, - говорила она, - я сделаю тебя управляющей над остальными». Вернис же надеялась, что через десять лет её тут не будет. Франа приблизила к себе девушку, сделав ее кем-то вроде личной служанки. С одной стороны, это всё не нравилось ей, с другой же теперь у неё было куда меньше работы и больше времени. И при этом почти постоянное нахождение с франой оберегало её от любых посягательств на её тело. А если франы и не было, то Вернис по-прежнему могла дать в нос, а то и куда побольнее, будучи уверенной, что ей это сойдет с рук. Хейз-то в доме, как военный (он был майором), бывал нечасто, и хозяйством заправляла именно его жена, благоволившая к девушке. К слову, она потребовала от Вернис хотя бы приблизительно изучить франбальдийский язык, так как драгун хотела слышать родную речь (хотя сама тэнэбрэ не понимала, как та терпит её жуткий акцент). Другим капризом «госпожи», как та требовала её называть, было чтение на ночь. Вернис предпочла бы что-то познавательное, но франа хотела романов. Зато девушке было просто приятно держать в руках книгу и видеть буквы. А вообще работа на франу была действительно простой и не пыльной. Вернис практически не наказывалась, в кой-то веки могла надеть более-менее приличную одежду (хотя и очень простую), а поддержание собственной гигиены было одной из её обязанностей и, соответственно, ей давались все условия. Жила теперь она тоже не в бараке, а прямо в доме, в малюсеньком помещении рядом с комнатами хозяйки. С другой стороны, теперь было сложнее просто потому, что франа требовала от неё улыбок (кислые рожи портят ей аппетит) и вообще хорошего отношения. И удивительно, но Вернис, в принципе, выполняла это ее пожелание: пару раз через силу, а потом поняла, что так действительно легче. Ольша действительно стала доверять рабыне (ведь уже больше двух лет та совершенно не подавала признаков бунтарства и вообще ни разу не совершила ничего предосудительного), и, когда женщина как-то раз заболела, именно Вернис было поручено ухаживать за ней. Больше всего во фране, помимо манеры сокращать ее имя, Вернис раздражало то, что та к 1708 взяла привычку спрашивать её о том, как та оказалась в рабстве, о её прошлой жизни. Девушка не знала, что на такое отвечать, но, в конце концов, признала, что не имеет понятия. На что дама хмыкнула, куда-то отошла, затем вернулась, и сказала ей, что свои грехи надо признавать, и вслух зачитала то, что оказалось ее личной карточкой. Это было для Вернис настоящим ударом, все её переживания, долго копившиеся внутри, вырвались наружу. Единственное, что было правдой – это ее имя «Вернис» да физические данные. Всё остальное – даже род! – оказались ложными, не говоря о том, что там было записано какое-то преступление, какое девушка не совершала. Близких родственников, согласно этой карте, у неё не было. Эта новость словно выбила весь кислород из её легких. Оказывается, её лишили не только свободы – но и прошлого, семьи, любимого… всего. У Вернис случилась истерика – впрочем, её достаточно быстро успокоили с помощью воды. Франа же решила, что она больна, бредит – и дала ей один день отдыха. Однако всё это слишком сильно подкосило Вернис. Она вернулась в то хаотичное состояние, в котором была в самом начале. Мысли ее метались, она вновь вспомнила, что нет у неё причин быть в рабстве. Данные из карточки звучали как приговор. Первой мыслью было, что франа специально это сказала… Мелькнула мысль о похищении, но Вернис не была важным членом Клана. Потом она подумала, что её изгнали из Имбер. Однако она не помнила ничего подобного, не могла же она забыть? Но сейчас Вернис сама сомневалась в собственном рассудке. К следующему утру она решила, что уже неважно каковы причины и каково сейчас её положение. Она словно закрылась в своем маленьком коконе, где начала копиться её ненависть ко всему миру. Работала она по-прежнему исправно, но чисто машинально; глаза её стали стеклянными, словно пустыми. Фране такое положение дел не нравилось – она много раз говорила ей об этом, но ничего не менялось. Отношение драгуна к рабыне стало ухудшаться, а спустя несколько месяцев Империя ввязалась в войну с Чисгэрией, и хозяин ушёл на войну. И женщина уже возненавидела ставшую холодной, закрытой и мрачной девушку с восковым лицом, которая тупо выполняла указания или же наоборот, неожиданно начинала «буянить», как это называли остальные. Отчасти за то, что франа сделала ей много добра и уже почти вернула к жизни, а та неожиданно вновь погрузилась в мир отчаяния, сведя на нет её старания; отчасти за то, что Вернис была тэнэбрэ. Женщина пыталась поступить с ней по всякому – от ласковых увещеваний до строгих выговоров и даже уже наказаний: Вернис не только отправляли работать на улице, но и вновь и вновь оставляли без еды, или запирали. Много раз франа в исступлении даже била ее или секла – но на неё смотрели всё те же потухшие глаза. И в конце концов у нее уже не было сил смотреть на Вернис. Ольша явно привязалась к этой юной тэнэбрэ. Явных причин для этого не было, может быть, фране действительно было одиноко в чужой стране. Когда-то она вышла замуж за Гейла в порыве страсти, теперь же любовь сходила. Оставалась привычка и вечные конфликты на почве разных мировоззрений. Приятельских отношений Ольша не завела, Гейл же не имел ни качеств характера, ни положения, которое могло бы их обеспечить – небольшое поместье с собственным огородом (более обширным) досталось ему в наследство. Денег было не так много, и они больше жили натуральным хозяйством. Рабы и смотрители были – они вкладывали в это, хотя на покладистых умельцев никак не хватало… Вернис Ольша считала хорошим приобретением: вначале та бунтовала, наверняка, лишь с испуга, а потом попривыкла. Девочка умненькая, аккуратная, приятная в беседе, даже начитанная, а характер с годами сгладиться. Да и судьба у них похожая: родители Ольши, по её словам, были не лучшими людьми, и ей повезло оказаться на воспитании у тёти. Внимания родным дочерям она уделяла разумеется больше, но и Ольша не страдала. Потом ненадолго приехала в Империю, встретила Гейла и осела здесь. Возвращаться на родину она почему-то не хотела. Ольша могла просто отослать ее от себя, но предпочла продать своему знакомому. Того, в свою очередь, она чем-то не устроила, хотя он всего-то взглянул на неё один раз, - и вскоре перепродал какому-то трайну за большую цену. Имя этого лемурийца Вернис так и не узнала. Итак, в 35-летнем возрасте, смутно лишь осознавая, что это год ее совершеннолетия (который, впрочем, подходил к концу и близился Новый Год), она оказалась в предгорном городке Церт, в подчинении у грубого нравом охотника Кривга. И как-то весь его варварский вид и привычки мгновенно разбили ее кокон. Ведь там, у Цебайл, она могла не волноваться за свою жизнь, здоровье или честь – Кривга же она боялась, и старалась не попадаться ему на глаза. Впрочем, несколько раз он её видел – когда покупал, и когда её привезли. Тогда он довольно сально и грубо высказался об её внешности – и, как только её отпустили, Вернис в страхе бросилась к одному из очагов, намереваясь обезобразить себя. На минуту или две задумалась, чем лучше – все-таки огнём (углями) или порезаться, но этого хватило, чтобы решимость её испарилась. Зато она начала радоваться мешковатой одежде и грязному лицу в частности. Но, к счастью, они так и не пересекались. Просто любую работу Вернис старалась выполнить как можно быстрее – и уйти в другое место. Тренировки она возобновила с усиленным рвением, хотя теперь было куда сложнее их устроить, но Вернис пребегла к старой практике налегания на тяжелые работы. К вечеру она валилась с ног, зато повышалась выносливость и, опять же, сила (правда, она быстро вымоталась, и ей пришлось отказаться от этой затеи или, по крайней мере, хотя бы чуть-чуть снизить нагрузку). Правда, другие, видя, что она много делает, старались переложить часть своих обязанностей на неё. Это злило девушку, и она не боялась отказывать. Рабам, по крайней мере, из-за чего у неё сложились с ними не самые лучшие отношения. Хозяевам лучше было бросить отрывистое «да» и быстренько скрыться с глаз их. Однако полного отсутствия конфликтов не было, да и не могло их не быть в период войны с Чисгэрией. Здесь Вернис уже не так везло – и на спину, руки или ноги то и дело опускалась плеть – то, чем она, по идее, должна сражаться. Весной это всё её доконало, и она попыталась бежать – её сдержал один из других рабов, сказав, что оставшись, она сохранит хотя бы жизнь. Но девушка давно не считала всё это жизнью – жалким прозябанием. К чести ей будет сказано, что о самоубийстве она ни разу не задумывалась, и даже такой мысли у неё не возникло. Она будет стараться, и всё преодолеет – а ответ на вопрос «Зачем?» (ведь даже мстить некому!) она найдёт со временем. А потом она и вовсе случайно подвернула ногу, и какое-то время та заживала. Так бы прошла за пару дней, но учитывая невозможность не напрягать поврежденную конечность, дело затянулось. Впрочем, её страхи так и остались страхами; «хозяин» ни разу ничего не предпринял. Но горе, как и счастье, не может длиться вечно. Судьба преподносит ей подарок, хотя так его назвать толком нельзя, в конце концов, он в чём-то хуже, в чём-то лучше. Спустя сколько-то лет (Вернис даже сомневается, сколько именно – вроде как десять, хотя кажется, что прошла уже целая вечность) она вновь встречает Шиана. Её лицо было в золе – и Вернис одновременно испытывала и облегчение, и досаду из-за этого. Каково было её удивление, что и его жизнь, к несчастью, сложилась похожим образом. От него Вернис узнала о том, за что её и его обрекли на рабство, которое можно считать отчасти спасением, отчасти долей много худшей, чем смерть. Это могло бы вызвать ненависть, но Вернис и так была полна ею. В его клятву защищать её она почему-то поверила сразу, ещё до того, как он доказал своё намерение, впервые бросившись защищать её. Их отношения наконец получили развитие. Для Вернис он стал всем: и воздухом, которым она дышит, и небом, в которое смотрит, и верой, которая не дает ей сдаться. Её словно помножили на два – прибавилось сил, надежд и стремлений, энергии. Всё внутри горело – но это было тепло, мягкое и приятное. Шиан же был тем огнём, который создавал это тепло, который освещал отныне её жизнь – ведь теперь Вернис действительно жила. Хотя казалось бы, что изменилось? Работы стало не меньше, вздорность «хозяев» ничуть не уменьшилась. Но Вернис почему-то была счастлива – и эта непонятная радость, какое-то светлое чувство отражалось на лице, хотя и было скрыто в действиях. Она сразу как-то выделилась, сама того не желая, из общего числа унылых и подавленных рабов. Те же, не понимая её тихого счастья, озлобились на неё, как и «хозяева». Однако теперь от всего её защищал Шиан. Вернис же это было в тысячу раз больнее (но и приятнее). Ощущая громадную вину, женщина старалась облегчить его страдания, носила ему еду или обрабатывала раны, и вновь её мучала совесть за то, что много чем помочь она не может. От этих переживаний лицо её вновь сделалось затвердевшим, а глаза перестали сиять. Когда они бежали в первый раз, что было уже к 39 годам, Вернис снедало беспокойство, она была нерешительна, за что потом кляла себя. Ведь если бы не она, Шиан наверняка был бы на свободе, и уж точно не был бы избит. И вновь она пыталась его лечить. В следующий раз свобода уже была так близко – они ушли на сорок миль! – но попались сыну хозяина в той деревни, в которую прибыли. Тогда, наверное, впервые с момента их встречи Вернис по-настоящему наказали (терпимо, хотя и сильнее, чем раньше). Однако женщина настолько переживала за Шиана, что почти не почувствовала ничего, и даже радовалась, что её высекли, а не заперли где-нибудь, ведь в противном случае она не смогла бы вскоре направиться к нему. Впрочем, ей хотелось бы оказаться рядом быстрее… может быть, тогда не застала бы она Шиана таким, каким увидела. Тогда же она решила, что он больше никогда не должен так страдать… и неважно, как, но она это устроит. Ну а пока она должна о нём позаботиться. Получилось плохо: он пролежал три месяца, несмотря даже на помощь дочерей хозяина. Это время для Вернис было наиболее тяжелым – бесконечное волнение за Шиана, да и просто отсутствие его поддержки плохо сказалось на ней. К тому же «хозяева» теперь старались нагрузить её работой так, словно хотели, чтобы у неё не оставалось времени даже подумать о побеге. Женщина же старалась выполнять все их указания максимально точно, не желая навлечь проблем на себя и Шиана, - и как можно быстрее, чтобы успеть сходить к нему. Её мучала бессонница – хотя, возможно, это она убедила себя в этом, чтобы иметь такое оправдание своему ночному бдению возле любовника, иногда и незаметного для него. Это выматывало; Вернис сильно подурнела: с лица сошли краски, щёки впали, появились вечные подглазины. Свои тревоги и волнения, свою слабость она старалась скрыть от любовника. С выздоровлением Шиана, жизнь возвращалась и к ней. Вернис больше не хотела рисковать, хотя и боялась сознаться в этом Шиану. Ей казалось, что он не поймёт её, сочтёт её тряпкой… И, когда он сказал ей ничего не предпринять, легко согласилась на это. Пока что действительно следовало вести себя тише, покорнее. Однако уже совсем скоро явилась новость о падении Чисгэрии, о том, что все тэнэбрэ теперь приговорены к тому же, к чему когда-то приговорили Вернис и Шиана. И – странно, женщину это не слишком задело. Она видела, что любовника это несколько подкосило, но не разделяла его чувств. Почему-то она не чувствовала уже чего-то вроде единства с тэнэбрэ. Чисгэрию она любила, но не воспринимала Родиной, а уж после рассказа Шиана ей так и так не хотелось туда вернуться. Месть… даже то, что ей теперь не свершиться, не расстраивала Вернис. К мысли об этом она привыкала постепенно, и не чувствовала яркого желания отплатить Совету сторицею. Однако она была зла на него, как и на весь мир. Но то, что они разделили её судьбу, не достаточная ли кара, сомневалась она. С другой стороны, проигрыш все же задевал её гордость. Впрочем, Вернис сама не знала, чего она хочет. Именно из-за этого не могла она никак сбежать ее от предыдущих хозяев – не знала, что будет делать со свободой. Ей не хотелось искать свой Клан, не хотелось никому мстить и вообще, цели никакой не было. Шиан же вернул в неё желания, подарил ей надежду – но не цель. Лишь потом женщина переняла его стремления, за неимением других. В течение семи лет Вернис пыталась понять свои чувства и разобраться в себе, но – казалось, их не хватило. Вернис же тренировалась – даже не оружием, которого просто не было. Она развивала своё тело, набирая силу, скорость, ловкость и гибкость. Иногда, как и Шиан, она пыталась использовать палки или шесты – но чувствовала, что иногда они лишь мешают ей. Она знала, что удобнее всего для неё было бы что-то метательное; или же плеть, или когти. Но первого или третьего у неё не было (хотя иногда она брала ножи или вытачивала дротики), а второе вызывало отвращение. Плетей в доме «хозяев» было много – но ведь именно они оставили на теле Шиана шрамы. Впрочем, в тоже самое время Вернис хорошо понимала, что глупо лишать себя преимущества. Оставалось утешать себя лишь тем, что плеть совершенно не годиться для группового боя – заденешь «своих». Ну а пока, как и Шиан, она к тому же пыталась готовиться к последующему побегу, который обязательно будет, нужно лишь подготовиться. Их «хозяин» был охотником, в доме было много всяких заживляющих и обеззараживающих составов. Несмотря на то, что он, признаться, был умельцем, расходовались они довольно быстро, и счет им не велся, чем пользовалась Вернис. При каждой возможности она переливала совсем немного чего-либо (спирта или йода, например) в отдельные емкости. Труднее всего было достать именно их, поэтому большого разнообразия в снадобьях не получалось. Да и не рискнула бы Вернис своровать что-то ценное: реже используется, да и не знала женщина, когда это применяется. При шитье она нередко прибирала к рукам некоторое количество ниток или пряжи, забирала часть обрезков. Всё это она делала настолько осторожно, без жадности, что «хозяевам» даже в голову не приходило заподозрить пропажу. Она собирала кусочки воска и позже, при помощи ниток, делала маленькие кривенькие свечки – ведь даже огрызки добыть было сложно. Её этому не учили – просто она знала, что такое свечи и из чего они состоят. Как-то её пришло в голову замотать нитку в подогретый воск – и получилось же! А они были полезны. Также из ниток можно было делать примочки или некое подобие бинтов. Из обрезков ткани можно было что-то сшить, или же, опять же, соединив несколько, использовать их в качестве повязок. Деятельность Шиана, который обворовывал соседние дома, в этом плане была гораздо эффективнее, хотя его вылазки были довольно редкими и заставляли женщину ужасно беспокоиться, хотя она и молчала, понимая их необходимость. А ещё заставляли злиться на тех, кто принудил, косвенно или нет, его заниматься столь неподобающим делом. А потом всё меняется крайне неожиданно – Шиан сообщает ей, что они немедленно уходят. Женщина же в тот момент как раз была на кухне, одна. Спрятав под одеждой большой нож, которым как раз работала, она поспешила с ним. Они забрали приготовленные для побега вещи (среди которых у Вернис была плеть), выбрались из города и, в противовес предыдущим попыткам, направились не к поселениям, а в сторону гор. 8. Физические навыки и способности. - познания в географии весьма малы: она знает центральную и северную части Нибелийской Империи, хотя и не всё помнит, средне знакома с территорией Чисгэрии (ныне Района Чисгэри, и поэтому её воспоминания могут расходиться с действительностью), совсем мало слышала о Франбальдии; - очень хорошо считает; - прекрасная память на слова и на местность. Лица запоминает, если только они чем-то её привлекли; механическая память (мышечная) также развита очень сильно, за счет чего легко обучаема через движения; - умеет ездить верхом, плавать, лазить на деревья; - очень хорошо знает нибелийский и айлвийский языки, общее наречие. Плохо, но знает устный франбальдийский. - по хозяйству умеет делать практически всё, есть навыки работы в саду; может разжечь костер, различает ягоды и грибы. Определяет время по Зоту и теням, различает стороны света и может ориентироваться по ним и косвенным признакам; - драться может чисто за счет физической силы, гибкости и скорости - неплохие навыки в сражении с палками, шестами, и без какого-либо оружия вообще; в качестве основного оружия всегда была плеть; очень хорошо метает ножи, дротики; - хороший глазомер, достаточно меткая; за счет этого и силы может с успехом бросаться практически чем угодно; - крайне сильное и гибкое тело; - прекрасная реакция; - знание самых примитивных средств первой помощи, включая использование трав (но не настоек и мазей); может вправить руку или ногу, установить шину, обработать рану; умеет ухаживать за больными; - все стандартные способности тэнэбрэ; Слабости, недостатки: - зависима от своего спутника; - малое знание мира действительно мешает ей – раньше обладала весьма обширными знаниями даже в философии, политике и экономике, не говоря уж об истории и более распространенных науках, но сейчас это забылось, и всплывает лишь изредка; - уязвима как для физических, так и для магических воздействий. Может разве что увернуться, но это возможно далеко не везде и не всегда; - абсолютная неверие всем, кроме любовника, и это в определенные моменты именно слабость; - всегда плохо засыпает, во время чего может испытывать чувство страха; 9. Магические навыки и способности. Направление магии: неизвестно. Проценты энергии: 100% Классы и заклинания. - 10. Цель в жизни персонажа, его девиз. Планы на будущее весьма просты: держаться своего любовника и во всем ему помогать. Отомстить за двадцать лет рабской жизни, потом можно и повторить с совершенно невиновными (на первый взгляд) лемурийцами.
Сообщение отредактировал Вернис - Суббота, 02 Апр 2011, 19:05
| |
|
|
| |
Мироздание | Дата: Суббота, 02 Апр 2011, 18:47 | Сообщение # 3 |
|
Принимайте поправки за помощь - и это будет верно.
В неизвестности.
| |
|
|
|
| |
Общение с видом на Обновления |
|
|
|